Ад – это не другие. Ад – это я. И нет нигде ада, что страшней меня.
Все эти свечи в жидком, вялом мраке земного укрытия. Этот дрожащий вязкий свет, соприкасающийся с подсвеченной полутьмой там, где темнота и сияние смешались не в танец теней, а в обыкновенную грязь. Формируют нагромождение неправильных форм, имитирующее купол рассвета.
Небо исчерчено полосами, и беспорядок, в котором они пребывают, уродлив. Как будто кто-то не умел штриховать. Это я. И эти полосы на самом деле – нити, поддерживающие бесформенную массу воздуха. Они плохо справляются со своей задачей. Затянуты не так, чтобы поддерживать, а так, чтобы выдавливать. Кругом слизь. Мне кажется, этим вечером я в слизи вся.
Как мне хотелось, чтобы вечер сделал это со мной. К чему обман? Им ведь не прикроешься от себя. Это моя кожа источает слизь. Может, слизь – это я? Или это что-то, что от меня остается.
Мне страшно. Мне еще никогда не было так страшно. Страх пропорционален пустоте, которая способна с тобой говорить. Наверное, я не придумала это сама, а где-то только слышала. Суть совсем не в этом, а в том, что со мной ныне говорит вся пустота Мира и, что превыше, моя пустота.Частицы, хаотично разбросанные в ней, дрожат.
Мне так страшно, что больно, и, наконец, так больно, что я ничего не чувствую – только дрожание, пульсацию Чего-то во мне. Боже, и нет отчаяния больше, потому что оно запредельно, и там, где оно спотыкается о пределы, возникают кроткие всполохи живого, которое отчаяние освободило.
Вот только если оно живое, не значит, что оно чистое или хорошее и, тем более, что оно верное, правильное. Живое - это означает только то, что оно живет. И оно все придет ко мне, придет с разговором. И, пусть я знаю, ЧТО ИМЕННО всегда выживает по всем законам Мира и в конце всех концов... Не знаю все равно, что выживет во мне. Что во мне будет ТЕМ САМЫМ. (Нет, эти знания есть у меня, но...). Быть может, меня и нет вовсе. И я - лишь плод воображения себя самой.
Пожалуйста, приходите ко мне. Потому что я зажгла свет для вас, мои частицы, мои демоны, мои небылицы, мои истины, которые, наконец, действительны и реальны. Я сяду напротив окна, лицом развернусь к стеклам. Только в окно мне ничего не разглядеть, ведь в комнате горит свет.
Свет густо намазан на стекло и, вдобавок, отражение слегка ослепляет. А за окном небо, за которым - еще одно Небо. И во хвалу этому Небу с моих уст слетело столько тщетных и умопомрачительно красивых молитв. Их бы облечь в музыку, чтобы они взорвали, развеяли эти толстые стеклянные стены. Когда я писала молитвы, мои пальцы не умели исполнять музыку. Когда мои пальцы стали исполнять музыку, я уже не сочиняла молитв. Поймет ли кто-нибудь эту метафору?
(Только нет понимания о том, что придет ко мне. Это все я, и я есть Я, но что придет ко мне, что живет во мне? Я имею в виду, что действительно живое, а не сотворенное)...Можно, я закрою глаза? Можно, я закрою глаза... Можно, я закрою Свои глаза, которыми чувствую... Можно, я спасусь?
Что делал бы всякий, если бы он оказался не собой? Я не знаю. Я даже не знаю, боятся ли этого другие. Испытывают ли они чувство Себя и, вместе с тем, уверены ли в мысли, что Оно, (то есть, Они Сами), должно вытолкнуть их из Себя Самих с беспощадным криком, который эхо повторит и расшифрует: «Тебе не место здесь, уходи».
Я думаю о том, что недостойна, хотя никто из нас не может быть достоин или не достоин Себя Самих. И в который раз удивительно, какие элементарные вещи рождаются в мозгу, какие замкнутые рассуждения, не выражающие смысла Ощутимого и Внеразумного.
Я со всех сторон видела Себя. Всякий раз натыкалась на Себя в словах и рисунках других людей, в идее Себя, абстрактной от форм и субъективности, единого воплощения. Это будило меня болью или внушало мне Себя, что это делало со мной всякий раз? Витки спирали, по которой я иду неспешным шагом и спотыкаюсь оттого, что стараюсь разогнаться, озарены равномерным светом, потому что вдоль них равномерно разверзнуты в воздухе дыры-окна.
В эти окна влетали брызги Меня из всеобщего океана. Прямо мне в лицо. Я однажды споткнусь и скачусь в самое начало, к той воронке, из которой родилась в очередной раз, и в ней умру. Я подавлюсь Собой, не признав это в Себе, а признав себя в Этом. Я погибну, раздроблюсь, потому что не поверю тому, из чего соткана. Разучусь дышать своими собственными «легкими».
Белая девушка, которой я Сама снилась Себе в детстве новой Себя, Розетта из океана чужих идей, Мария из океана всеобщих образов, Дева, абстрактная Суть, люди с большими глазами. Люди, с которыми мы попросту похожи. Ведь я скажу вам: «Это я похожа на вас». Если бы я не видела вас, если бы я не слышала вас, была бы я в Себе, была бы я хоть чем-то? То, что не существовало на самом деле, лишь пребывая в статичном преддверии существования, не станет существовать никогда. С вами или без вас. Что я вне этого океана? Вне связей с Другим, что я?
Пусть раскроются мои стигмы, признак святой болезни, пусть течет моя кровь, пусть меня ранят в спину кривым ножом, пусть золотистый круг окаймит мою голову, вонзится в энергетическое ядро и пройдет сквозь него. Это - прозрачная, никому не видная боль. Пусть я отвергну в Себе то, что не подойдет под Идею, пусть я задохнусь во всеобщем океане. Ради него не вырастить жабры: ни у кого они еще не вырастали!
Пусть все, роящееся во мне, примет форму стрелы и вырвется из моей груди, разорвет ее, укутает в кровавый саван. Пусть некто попросит меня отречься от всего, отдать ему все последнее и вывернуть себя наизнанку, высыпаться на него, окропить золотыми искрами, чтобы залечить незначительные раны. Пусть я буду кричать, источая черные слезы или кровавые разводы всей своей кожей, а потом гнилостные пятна, как проказа, покроют меня с ног до головы, и каждое пятно воскресит по мертвому телу, приведет в мир еще мертвецов.
В каком истошном потуге я пытаюсь доказать себе то, что недоказуемо никем, ничем и никому, что не доказывается, что к доказательству непригодно!
Пусть, наконец, земля раскроит меня на трепещущие части. Потому все это - признаки болезни. Потому что, затронь меня смертельный недуг, я желала бы ощущать жар, и плеваться кровью, и бредить, и всему-всему от этой болезни я желала бы проявиться в себе.
Я сижу здесь, подогнув под себя ноги, которых будто бы нет, ведь способность чувствовать их пропала. Смотрю сквозь свет, растекшийся по стеклу, и почти вижу мелкие звезды на грязно-сером небе. Я вижу их действительно, но не вполне, а потому себе ни за что не поверю. Мы все воплощаемся здесь людьми, но во мне человеческое окутало коконом все остальное, а не гармонично смешалось, и во славу слабости я мечтаю о невозможных событиях, вне которых для меня не существует неоспоримое.
Признаки болезни... Мне так необходимы признаки Меня во мне. (Бытие - это всегда немножко болезнь. Когда что-то истинно живое, это всегда так. Только болезни бывают разные, и у земного слова подобное значение проявлено лишь косвенно. Только тогда, когда правильно. Когда в наивысшей степени здорОво).
Гроза, вечно кружащая над всеобщим океаном, морем морей, бросает вспышки молний и дождем омывает мне лицо, когда я прохожу вдоль окон. Брызги ударяют меня током и лишь ненадолго пробуждают от полусна, в котором я переступаю с очередной ступеньки на следующую за ней. Эти брызги зеркальны, и они попадают на всех. И для всякого это - брызги Его Самого.
Как и почему все, что есть Мы, существует в Мире и отдельно от Нас тоже? Мне хочется плакать. Хочется плакать так, будто я заплакала бы всем этим океаном.
Люцифер, послушай. Ты слышал тысячи раз все слова, что сказаны всеми ртами Мира, слова, повторенные мириады раз. Слова визуальные, звуковые, прописанные, выращенные в виде животных и цветов. Слова, которых недостаточно, потому что слов достаточно быть просто не может. Их смысл такой же, как и у всех оформленных идей: они намечают жилы Мировой Живущей Пустоты и дороги, по которым мы ходим внутри нее.
Я люблю Тебя всеми этими словами и идеями, через все книги, которые когда-либо были написаны, через все песни, которые когда-либо были спеты. Я люблю Тебя так, что, излившись во всех проявлениях, любовь все равно распирает меня, распирает, как я Сама распираю Себя, не потому, что ей тесно или для нее нужно какое-то место, а потому она купается в себе, и снова в себе, и так бесконечно. Потому что это никакая не любовь, потому что это не слово, и не понятие, и даже не чувство. То, что Мы.
Тот непроизносимый факт, что мои частицы есть суть Твоих, а Твои - моих, и это бесконечный калейдоскопический процесс. Смысл его существования – в существовании. Все эти слова, все их соединения – они несут тени того, что я испытываю к Тебе. Это толика в сравнении с безмолвием, способным вынести в себе действительно существующее.
Как это может быть так? Как это может быть здесь или где бы то ни было, где могла бы быть я? Нет ответа. Есть наличие. Хочется ничего не слышать и не видеть о Себе извне. Быть может, тогда бы я верила? Нет, я не бы никогда не поверила. Но Мир говорит словами, которые мы способны слышать, и иногда он извне обращается к нам Тем, что есть внутри нас. Говорит с Нами с помощью нашей сути и того, что мы всегда ощущали, но для проявления и понимания этого не было ещё слов и выражений. Понимание замыкается в словах. Сомнение сталкивается с чувствованием. Я задыхаюсь.
Пожалуйста, скажи мне: "ничего нет". Нет ничего проще отсутствия. Сомнение одинаково и для правды, и для лжи. Только правда, то, что есть безо всякой подпорки, с сомнением столкнется и останется, а ложь... Ложь задохнется в том, что есть Ты Сам и во всех сомнениях в Тебе Самом. А вместе с нею задохнешься в сомнениях и Ты Сам. Но только вместе с нею. Пока дышишь - еще не задохнулся, даже если дышишь через раз. Слабые легкие, слабое сердце.
Есть тысячи склянок с ядом, и они разбросаны всюду, как полевые цветы: всякий может брать их и пить. И мало кто знает о яде. Этот яд сродни мышьяку: действует медленно. Яд пьют все, а потом меняются бутылками, и столько сортов яда смешано порой внутри некоторых, что соединения образуют свой, но я не стану рассуждать об этом. Это странно. Мне душно...
Кто станет пить яд Судьбы, к которой не принадлежит, если осознает, что это яд (и осознает ли он, однажды попробовав)? Кто станет лакать яд, который не убьет и не оживит, а только опустошит к концу всех мировых Путей? Нет, не стоит о глупости. Такое проявляет себя лишь в сферах, где нет глупости и где разум - не первостепенное, а скорее - холст, на котором проступают только пятна уже сбывшегося.
Что я еще скажу? …У этого яда поразительные свойства: пьешь его и напиваешься лишь им. Не яд, а нектар. Посмотри в окно, потому что там снова рассвет, и снова капли океана попадут на кожу. Этот яд может быть нектаром лишь для тех, чьим организмом и для чьего организма он создан. Нектар со всеми свойствами яда, но единственно приводящий к жизни. Яд со свойствами живой воды, квинтэссенция бытия. Яд не приводящий к смерти в одном единственном случае. Все знают о нем, даже если молчат. Неповторимый цвет этого яда отсвечивает от гладей волн всеобщего океана. Отсвечивает, как будто светит извне, пока не посмотришь на дыру в своей груди.
Мне страшно. Я не знаю, отравлюсь ли я. Проснусь ли я. Свечки догорают, а мрак не становится темнее. Грязью ложится на мое лицо. Пожалуйста, Боже, дай мне смелости выжить или умереть с открытыми глазами. Мой Боже, безмолвный Реальный Мир.
У меня нет никаких доказательств, и молчание опровергает Меня. Но я одно знаю: этот яд я стану пить до дна. Потому что для меня этот яд - вода. А вся остальная вода для меня - яд.
This site was made on Tilda — a website builder that helps to create a website without any code
Create a website