Тут не будет красивых слов.
Вообще ничего красивого сейчас нет. И приятного. И хорошего. И практически ничего мало-мальски родного. (Кое-что все же есть, спасибо тебе, К.). Таково мое состояние. Есть я, как будто опомнившаяся ото сна с жуткой головной болью и дырой в груди, и реальность, которой удалось ткнуть меня посильнее. И вот за дело, за дело.
Теперь понимаю, что большая часть убеждений и даже ориентиров — это шоры, а не путеводная звезда. Нет, когда-то так не было, но сейчас я из них выросла и, значит, мир вокруг вырос тоже. И наигнуснейшее — чувство, что меняешься. Потому что отказываешься от всего своего, чтобы «настоящее осталось, а ложное ушло». А на деле — гнешь уже не свою линию, а болезни, только теперь — без малейшей критики.
«Чем больше отвержения всего святого и глубокого, тем лучше». (Замечу, сути, а не ее ложных преломлений).
Только это не сожжение идолов. Это закапывание себя в могилу. Все хорошо в меру, а чувством меры я от природы обделена. Все, чем мы обделены от природы, можно хотя бы пытаться воспитать… Что ж.
…Чувство, что меняешься, а на деле — шоры ещё больше выпирают, вкалываясь в виски. Так выпирают, что кажутся какими-то крыльями. Сейчас полечу. Прозрела. Конечно.
Пытаться откопать в себе забытое старое, покрытое пеплом и не перегнившее, но уже превращенное в питательную почву. Это?
Слушать совершенно стороннего человека, который попирает то, что его не касается, и пытаться отказаться от всего внутреннего, чтобы заземлиться, «снять маски». Суть выдирать, как маску. Это?
И плевать на все, что чувствовала, на все события объективной реальности. Плевать на все вообще, да?
Момент удовлетворенности — наконец, я не действую исключительно реактивно, аффективно, без выслушивания в себя. Отважилась, молодец, заглянуть в лицо «истины»… Серьезно? А как еще назвать это действие, если не реактивной идиотией?
Потрясающие существа — люди (я тоже). Нельзя без изломов. Углы, конечно, формируют красивые геометрические иллюзии, но никому не приходит в голову наслаждаться этой красотой. В таких состояниях — не до этого. Кругом сломанное, скованное и больное. И многое, на вид красивое и свободное — внутри тоже такое. Я в праве этого не видеть. Но сейчас не видеть не могу. Уродливо… Очень многое уродливо, вот что я скажу.
Сейчас внутри — твердое: не стану ни перед кем стелиться, никогда, потому что для меня это неправильно. Слабость может говорить, что угодно. Очень многое уже наговорила, после чего хочется просто раскинуть руки и попросить Мир, чтобы он стер меня по пикселям, ибо даже Смерть — слишком уж масштабное представление. Но я понимаю, что это побег.
Не знаю, какое из моих преступлений против себя и мира как системы Бытия, а не крошечной его частички — социума — главное. Но слушать свою слабость и потакать ей явно входит в наиглавнейшее. Во всяком случае, ничто другое не заставляло меня ТАК унижаться. Только слабость.
Я, как дерево, которое не может изменить, в какую сторону ему расти. Куда светит солнце, туда и тянутся ветки. Чушь. Даже деревья как-то общаются с миром. Может, лучше людей. Люди любят шоры. И чем они более расписные, тем открытее кажется взгляд. Очень печально, что я не исключение.
Мир не делится на плохих и хороших людей. Ну, точнее, может, и делится, однако от каждого человека при желании можно наскрести и плохого, и хорошего (исключая какие-то случаи, из ряда вон выходящие). То есть, сколько бы мерзости от человека ты не натерпелся, чему-то он тебя все равно научил, даже если сломал. Вот так я стараюсь думать. Потому что не хочу никому делать зла. Очень не хочу. И этого желания достаточно, чтобы загнать мою обиду в ту безопасную глубь меня, где она ни на ком и ни за что не отразится. Собственно, в этом случае сама обида совершенно абсурдна, но объясните это человеческой природе. У меня пока не получается.
Я могу убивать. Как и все. И совру, если скажу, что никогда, даже в наихудшем состоянии, не хотела этого. Не фея и не святая дева. Но не считаю, что имею право вмешиваться в чужую судьбу, когда меня в нее никто не приглашал. Это уважение к Миру. Мир дает жизнь. А есть те, кто считает иначе. Вернее, вмешаться в нее они неспособны. Но они могут так говорить постфактум. Как будто их роль была необъятна.
Сейчас немного бытовых происшествий. Не как зачин всего моего положения — зачин был задолго «до» и внутри меня. Скорее, это введение в кульминацию. Когда я стала неудобна человеку, с которым взаимодействовала несколько лет, которому пыталась помочь (да, вяло) и с которым проводила время, он сказал мне, что я чудовище. Потому что не разубедила его в его фантазиях, не позаботилась о нем. А потом он сказал, что ради меня «жертвовал всем». Потому что не разубеждал меня в «моих фантазиях».
Человек-фантазия. Человек-двойной стандарт. Человек, который доводил меня до истерик, высосал столько энергии, что, в конце концов, мне пришлось ее копить, человек, влезший в жизнь многих моих друзей и разрушивший в ней хотя бы малость (а мне было жалко и друзей, и его). Человек, который пожирал мои мозги больше, чем кто-либо за жизнь, человек, заставивший меня сомневаться в своих чувствованиях, в себе, как просто в элементе объективной реальности, человек, которому удалось сломать мою нервную систему. Человек, перевравший в последнем разговоре всю действительность. Он снова играет. Просто я в его игре не нужна, а когда-то его игра была завязана на мне. (Что я никогда не приветствовала...)
Он говорит: «Можно жить только так, как я сейчас живу, и ты должна так же, иначе ты фантазерка и пустышка». Хоть все и живут по-разному. Универсальной формулы жизни нет. Его никто не звал. Он пришел и выдумал себе роль. Сейчас он говорит, говорит совершенно лицемерно, что это были жертвы ради меня. Жертва — это ведь когда теряешь своё ради другого, да...? Мне ничего и никогда не было от него нужно. Ну, или почти никогда. Во всяком случае, напрямую я ничего не просила. И он это знал. Точно знал, но захотел заблуждаться.
Я чувствую, как мне врут, почти всегда, но заставляю себя поверить, чтоб не лезть глубже, чтоб никого не мучить. Эх… Что я сделала? Я начала извиняться. За причинённую боль. Потому что, видимо, совсем себя не уважаю. Тоже двойные стандарты. Одним так можно — мне нельзя. Ах, да. Ведь я считала, что не могу себя уважать. Сколько еще смещенных понятий есть в этом мозгу? Тысячи. Теперь я чувствую отвращение. Это значит, что еще не отпустила и меняться не начала. Никак не справлюсь.
Когда-то произошло так, что для меня чужое и поверхностное стало важнее собственного чувствования и, что уж там, объективной реальности — тоже. Что же я за предательница?
Предательница и есть, малодушный слабак. А чего боюсь? Откуда я знаю. Боюсь и все.
В общем-то, логично, почему так стало… Очень часто путалась на границе фантазии и действительности — страшно было вслушаться… На Земле это подчас вообще нереально, только на свой страх и риск, интуитивно.
Самое плохое стало для меня не нуждающимся в подтверждениях, хорошее — нуждающимся в тысяче подтверждений.
Я не хочу, чтобы так было. Мне всего лишь нужно поменять точку сборки — вот соль. А отказ от сути — это предательство, как ни крути.
Через людей и события часто мир говорит с нами. Они не инструменты и сами по себе важны, но обращение важно тоже. Возможно, мне просто надо было это услышать. Ради справедливости. Как я говорила — во всем есть что-то хорошее.
Последнее столкновение с этим человеком было, как плевок в лицо, заставивший меня опомниться. И, должна сказать, что я та еще лгунья, любительница образов и игр. Притом, чем образ больше трещит по швам и давит на меня, тем лучше.
Я не хочу блуждать так, как он, но блуждаю уже очень давно. С годами все больше и больше. И чем, мне казалось, больше я просыпалась, тем больше я падала в кривые грани обмана. Хотела показать то, что во мне есть, но не жила искренне, а подставляла образы, чтобы сложилось нужное впечатление о том, что и так есть внутри… И если кто-то спросит зачем, я не отвечу. Кажется, я была в шоке от столкновения с этим миром. И совсем не слушала ни себя, ни Мир. А только помнила о том, как когда-то слышала, снова и снова просеивая это, так что мозг зажевал до неузнаваемости.
Я думала, что падаю в истоки, больше отдаляясь от них, имитируя. И что же я сделала, когда поняла все? Я отказалась не от своих интерпретаций, не от своих ошибочных восприятий и точек соприкосновения, чтобы отпустить себя и дать себе свободу. Я отказалась от Мира как такового и себя как таковой. Попыталась, во всяком случае. Сдвинулась по все той же лишенной всякого здравого смысла колее. Браво. Больше ничего не скажу.
Балансирую, как будто между пропастями, но точно знаю, пропасти — это временно. И Мир вокруг, отказалась я от него или нет, никуда не делся. А я еще даже не отказалась… И я буду надеяться, что в кой-то веки поступлю правильно по отношению к Себе. И действительно услышу свое Настоящее, а не плохое, что «более вероятно», не ту урезанную версию мироздания, что скрывает страх. Очень надеюсь, что изменить колею возможно… Все же, мозг пластичен… А Мир никуда не делся. И я чувствую его, пусть и немыслимо отрицаю это в силу многих причин.
Я еще жива внутри. И вот, что поняла для себя в путах из сложившихся вместе убогих перипетий: я не хочу быть просто зеркалом этого мира. Зеркальная поверхность — это напыление. И ни вопреки, ни в угоду никому — я не зеркало. Я это я. Илин. А тем, кто станет оспаривать меня, я прикажу идти мимо. Я не оторванный кусок, чтобы мне не хватало одной себя, когда кого-то нет.
Когда разошлась, как фейерверк, реализация моего практически худшего страха, остальное стало почти не страшно. Больше не боюсь ночных темных подъездов, да и дорогу перехожу, практически не смотря по сторонам. Не из беспечности, правила безопасности жизнедеятельности я все же соблюдаю, потому что ничто из этого — не протест против жизни. Просто страха нет. Не трясусь больше… Не знаю, почему. Беспокоюсь теперь исключительно за родных. Чтобы им не было больно или тяжело.
Теперь скажу тише… Я вела себя с людьми, с собой, с Миром, как сволочь, и не удивляюсь последствиям. Я не со зла. Но виновата. Фаза болевого шока прошла. Фаза аффективных действий, совершенно нелепых и не носящих конструктивный характер, ещё здесь.
Я не видела себя такой. Действительно не имела в виду то, что показывалось остальным. Зачем я вру? Всегда же чувствую, когда тому, кто рядом, плохо. Это меня не оправдывает. Я хочу сделать добро. Но не делаю. Стыдно делать добро. Стыдно от этих порывов. А еще — страшно, когда для меня делают что-то хорошее. Особенно, люди, которых я люблю. Нет, я очень это ценю. Но возникает страх, волнение за них.
В сухом остатке всего и без эмоций: я буду меняться. Но не для того, чтобы кого-то вернуть, кого-то уважить или что-то доказать даже себе. Я буду меняться, потому что ощущаю, что время пришло. Ощущаю, что могу не быть плохим человеком. Может, могу даже нести свет. Свет несет тот, у кого внутри он есть. Буду идти к искреннему в себе. К истинному, тому что пронизывает меня, но спрятано. Без давления на себя своими ожиданиями и социумом. Я эгоистка, как и все. Я просто хочу быть лучше. Искреннее. И теплее для остальных. От остальных в мой адрес мне за это ничего не нужно.
Не надо меня жалеть. Это не вынужденное, а осознанное и необходимое. Выбор.
Это своеобразная точка. После точки — не конец, а путешествие в новое мироощущение, которое распустится, я точно знаю. Я уже чувствую. Потому что нашу суть у нас нельзя отнять, можно только разрушить любые связи с нею, а связи создаваемы… И сейчас необходима не память о старых, а новые, более стойкие и чуткие связи. Больше искренности с собой, а не только с другими.
В любом случае, я чувствую вдохновение. Дыхание. Просто оттого, что выразила все это в тексте. И это было то волшебство обычной жизни, которое сработало для меня…