Воздух не имеет температуры сегодня, только содержит в себе холод. Этот холод с ним будто не связан в нечто единое, не смешан: он – отдельное. И да, если бы воздух был звуком, то определенно – неуверенными мажорными аккордами, бегущими друг за другом в неясной последовательности, похожей на музыку. Их играют чьи-то неловкие пальцы, слегка соскальзывая с клавиш, и, тем самым, добавляя звонкие призвуки, плачущие, скрипящие и напоминающие плеск воды (с намеком на наполненность жизнью). Мажор, болеющий и болящий, близкий к минору. Эта мелодия – где-то на стыке между ними, на условной, субъективной границе.
Уже вечереет… Нет, вечер вечен, я помню: он всегда наполнял это пространство. Одни изнутри светящиеся разводы сменяются другими на небосклоне. Небо всегда состоит из разводов, из них одних. Оно очень высокое, и небрежно-выверенные мазки готовы вот-вот расплестись. …Никогда не расплетутся. Воздух пролился на них и сковал, как лак – влажную краску. Навсегда. Запер внутри них дрожащий, как неуверенные аккорды, свет.
Здесь нет солнца. Это – не организм без крови, это – кровь без организма. Дом, сотканный из затвердевшей, однако живой крови. Не отсутствие смысла в нагромождениях формы и не отсутствие формы в омуте смысла. Это – нечто среднее. И вместе с тем нездоровое. Вот так я вижу этот город и то, как он развертывается от одной точки в разные стороны. Эта точка – всегда там, где стою я. И, куда бы я ни шла, диаметр существования последует за мной. Как слова, которые я говорю, спешат вперед моей возможности произвести их в мир. Нет, они не спешат вперед мысли. Все это спешит вперед меня.
О чем я? Где я? Этот город будет везде, куда бы я ни пошла. Потому что этот город – мои ощущения от здешней жизни, их устоявшиеся комплексы, мои стереотипы, а не дома и холмы. Категории, мыслительные ходы, способ проявления потенциальностей. Все, что является клеем и связкой между мной и реальностью нынешнего уровня и свойства. Между мной, миром и «сейчас». У города нет названия. И называть это городом неправильно. Но пространства сна строятся на базе ничего не значащих улиц и кварталов. Город. В нем я беседую с собой.
Реальность ускользает от меня. И если бы виной тому были лишь трудности моего взаимодействия с нею…. Ее ветви сливаются в одну. И, пока мое тело стоит в точке пространства, которая может быть определена, названа и охарактеризована однократно, Я стою в тысяче точек, во всех моих потенциальностях.
Раньше это были дальние крошки моего внимания, короткие взгляды, моменты соединения. Но теперь это все – я. Реальность – больше не картина. Это – тысяча фотографий, соединенных в одну. Может быть, даже одного и того же места, но разных условий. И до того мутная, что нет ни единого шанса что-либо рассмотреть на ней. Все нити, из которых она соткана, все, что она содержит, соединено со мной. И оно живое. У каждой фотографии свое дыхание. И всякое дыхание – дыхание моих легких.
Одна сторона неба иссиня-черная, там, где разводов нет, и в ней застыли белые точки. Похожи чем-то на звезды, потому что на них падает свет, и они будто светятся сами. Это – снег. Если бы я смотрела на каждую снежинку подольше, поняла бы, что они движутся. Но я смотрю на небо в целом. Воздух очень густой, белые точки редкие, они дрожат в темноте и не падают. Еще ни одна из них не коснулась меня.
Нижнюю половину моего лица закрывает шарф, изнутри мокрый от дыхания, пропитанный крошечными капельками воды. С каждым вдохом кожу сводит от холода, и с каждым выдохом – жарко. Я вижу: все вокруг меня мутное. Площадь. Море. Чье-то лицо. Нечто, что я не могу определить за краткий миг, пока вижу это. Мои или чьи-то вещи. Поезд. Тоннель. Расплывающиеся, как краска, излишне разбавленная водой, огни – сквозь запотевшее стекло. Огни с четкими очертаниями, только мой взгляд на них не сфокусирован.
Я сижу за столом, и затылок жжет свет лампы, которая нависает над моей головой. Я не успеваю запечатлеть ни одну из картин: они ускользают и растворяются в темноте прежде, чем получается их осмыслить. Я осмысливаю лишь отпечаток, их слепок в себе. Музыка замедляется.
Когда я пытаюсь представить Тебя, мне больше не является образ. Только пучок ощущений, заглушающий все сигналы реальности. Головокружение и потемнение в глазах, скудные телесные реакции отделяют меня от одного внешнего здешнего и отдают во власть Внешнего потустороннего, всегда пребывающего во Мне.
…Нет, пожалуй, я все же вижу что-то. Могу уловить обрывок видения, мельком всплывающую картинку, прерываемую помехами темноты. Фон всегда разный и никогда не играет роли. Чаще всего это - цвет, и сейчас он рыжий. Я вижу Твою руку. Иногда она покрыта втертой в нее золой, иногда - белая. И она покоится в воздухе: никакие ее мышцы не напряжены, и на ней нет вен, ни одной. Нет родинок. Я не трогаю ее, но знаю, что всегда могу, и тогда она обхватит мою руку своими тонкими пальцами. Она никогда не будет теплой, но волны, которые не улавливаются ни одним прибором на Земле, это те же волны, что есть у моих рук, и я чувствую их больше, чем что-либо. Даже теперь. Эти волны тождественны реальности.
Когда-нибудь я испытаю еще одно чувство. Оно будет о том, что Ты живешь в этом мире. И время начнет свой безостановочный бег, сближая точки реальности, в которых мы находимся, чтобы диаметры пространства вокруг нас слились в один. Скорость будет космической и оттого почти незаметной. Невиданной. Я ощущаю предвосхищение этого чувства. Это уже случилось, но диаметры еще не покрыли собой это случившееся.
Иногда я забываю о том, что мои ноги идут подо мной (как если бы я находилась лишь в голове), и мысли рождаются сами, мои глаза смотрят и видят, и мой мозг понимает. И это - не что-то во мне, это все - я, осознающая и контролирующая, производящая. И, в то же время, я - некий пар вне этого. Как если бы мои органы можно было бы отделить от меня. Даже мои мысли. И вот это была бы Я.
Реальность дрожит, или я дрожу. Все дрожит. Беспрестанно. Ничего не получается. Если, конечно, не упоминать о целях и точках пространства. Об этих призрачных буйках в штормящем море Всего, что Есть.
Очень часто реальности не существует. Пусть и я существую в ней.